Abstract: After the seventy-year break in religious life under the Soviet regime, Jewish communities in Russia revived and multiplied, now consisting mostly of new "returnees to the faith," ba'alei and ba'alot teshuvah. This article, based on biographical interviews and other sources, examines the outlook, self-image and everyday life of women "returnees," ba'alot teshuvah, in a contemporary community of Lubavitch Hasidim in Moscow. Chabad women's claims to modernity and their understanding of it, their view of their community and the social hierarchies in it, and their prioritizing of religious practice over meaning and of action over belief are examined in the contexts of women's religiosity in historical Hasidism, in present-day ultra-Orthodox communities in Israel and America, and in other traditional cultures (focusing on the "alternative modernity" of voluntarily traditional subjects) and in light of Lubavitch movement policies, late Soviet "authoritative discourse" and the current Russian move toward "conservative modernization."
Abstract: Feminist research into the position and participation of women in contemporary fundamentalist and traditionalist identity movements shows how essentialist ideologies of sexual difference are often deployed in critique of western secular liberal feminism. In this article the author draws a comparison between discourses of belonging according to studies of ba'alot teshuvahin the USA (female “returnees” to an Orthodox Jewish lifestyle), and her own interviews with “frumfrom birth” women (raised as haredi) in the strictly Orthodox Jewish community of Antwerp, Belgium. Whereas for the former, a rhetoric of choice, essentialism, and religious ideologies of female superiority appeared important, for the frum-born women, gender is more a question of orthopraxis and religious role equivalence. Nevertheless, the author argues that for the strictly Orthodox Jewish diasporic community in question, an increase in gender conservatism, with particular notions of female sexuality and modesty, goes hand in hand with isolationism vis-à-vis the surrounding secular society.
Abstract: Cette thèse étudie comment le renouveau religieux participe aux changements urbains, faisant émerger de nouveaux lieux du religieux, de nouveaux usages de l'espace, parfois de nouveaux quartiers. A Paris, depuis les années 1990, le 19e arrondissement de Paris concentre le plus grand nombre de lieux juifs. Il n'est un lieu d'immigration juive que de façon marginale, et permet d'interroger le rôle du religieux dans la construction de nouvelles centralités et dans l'expérience urbaine. Cette recherche s'est appuyée sur des méthodes qualitatives, associant entretiens, observations des usages de l'espace liés à la religion et analyse des formes multiples de la visibilité du judaïsme. La description des processus de regroupement associant les aspects religieux, résidentiels et commerciaux a permis de montrer que loin d'être la traduction spatiale d'une unité communautaire, ces quartiers recomposés procèdent au contraire de la diversité du groupe, et constituent eux-mêmes des territoires discontinus et fluides.
Abstract: После крушения государственного социализма в Украине начинают происходить драматические трансформации религиозного ландшафта. В данной статье анализируется влияние религиозного возрождения на еврейское население Одессы. Рассматриваются различные стратегии поворота к вере, мотивация новообращенных, их попытки вжиться в иудаизм, те обсуждения традиции, в которые они в ходе этих процессов вовлекаются, а также влияние новой религиозности на внутри- и межсемейные взаимоотношения. Утверждается, что по большей части новособлюдающие иудеи восприняли иудаизм как новый способ быть евреем, а не как возвращение к своим семейным традициям. В целом она характеризует постсоветскую религиозность в Одессе как формирование режима «религиозной приверженности» в смысле особого состояния ума и пространства для выстраивания духовной жизни. Эта «религиозная приверженность» приводит к новым или несколько иным направлениям иудейской идентичности, уже не связанным с «полнотой» соблюдения набора правил. «Религиозная приверженность» может включать в себя полную, частичную, кратковременную или долговременную практику иудаизма, приобщение к нему в дополнение или в замещение прежних убеждений.
