Abstract: Книга посвящена одной из деноминаций иудаизма — так называемомупрогрессивному, или реформистскому, иудаизму, а также его особенностямв России, идентичности его последователей и ряду факторов, способствую-щих его распространению. Хотя реформистский иудаизм пока сравнитель-но мало распространен в России, за рубежом, особенно в США, он являетсянаиболее крупной деноминацией иудаизма. Эта тема почти не изучена в на-шей стране и за рубежом, поэтому книга является новаторской, она вводитв научный оборот новые материалы, касающиеся истории реформистскогоиудаизма и его состояния в РФ.Книга построена в основном на полевых материалах автора, в приложе-ниях содержатся тексты нескольких интервью с раввинами и членами ре-формистской общины, а также таблицы и графики, составленные по резуль-татам опроса, проведенного в реформистской общине.Книга представляет интерес для историков, социальных антропологов,социологов, религиоведов, специалистов по иудаике, а также для студентов,обучающихся по этим специальностям
Abstract: Papers delivered at a conference in Jerusalem, October 1990.
Contents:
Kulka, Otto Dov: History and Historical Prognoses (9-11);
Bauer, Yehuda: The Danger of Antisemitism in Today's Central Europe (13-24);
Benz, Wolfgang: Antisemitism in East and West Germany: Will It Increase after Reunification? (25-33);
Stern, Frank: The "Jewish Question" in the "German Question" 1945-1990: Reflections in the Light of November 9th (35- 51);
Deak, Istvan: The Danger of Antisemitism in Hungary (53-61);
Vago, Raphael: Antisemitism in the New Romania (63-74);
Gutman, Yisrael: Polish Antisemitism in the Nineteenth and Twentieth Centuries: Will Things Ever Change? (75-81);
Nosenko, Vladimir: The Upsurge of Antisemitism in the Soviet Union in the Years of Perestroika: Background and Causes (83-93);
Avineri, Shlomo: The Return to History and Its Consequences for the Jewish Communities in Eastern Europe (95-101);
Bauer, Yehuda: In Conclusion (103-106)
Abstract: Очередной том фундаментальной серии «Народы и культуры» посвящен истории и культуре евреев на территории Российской империи, СССР и стран СНГ. В монографии рассматриваются общие вопросы происхождения и истории еврейского народа, особенности историкоантропологического облика и языков, а также проблемы изучения еврейского фольклора и этнографии. Основное внимание уделено этнополитической истории и своеобразию традиционной культуры российских евреев: их занятиям, костюму, обрядам жизненного цикла, религиозным праздникам, пище, народным знаниям, фольклору, декоративно-прикладному искусству, образованию. Специальные разделы освещают многообразные процессы, протекающие среди евреев в современном мире, взаимоотношения евреев с другими народами. В отдельных разделах даны историко-этнографические материалы по неашкеназским группам: грузинским и бухарским евреям и иудействующим. В создании тома приняли участие историки, филологи, этнографы, антропологи, социологи, фольклористы из России, Украины, Израиля и Франции.
Для историков, этнологов, культурологов, специалистов в разных областях иудаики, студентов профильных вузов и кафедр, широкого круга читателей
Abstract: This report contains a short description of Judaism as a theological, ethical and juridical system, as well as main stages of its history, of modern trends in its development, particularly, of
its traditional and reformist segments. A considerable attention is devoted to Khasidic branch
of Judaism, namely to the Khabad-Lubavich movement, because it plays an important and
ambivalent role in the Judaic communities of the post-Soviet Russia. The report demonstrates
activities of main all-Russian Judaist organizations, and analyzed their mutual relations. It is
noticed, that really religious, or, at least, practicing Jews, represent only a minor fraction in
the contemporary Russian Jewry, while the predominant part of it is composed of practically
religiously indifferent people.
Abstract: В настоящем исследовании была использована значительная часть вопросов общеевропейского
опроса, проводившимся Агентством Европейского Союза по основным правам (АОП) в восьми
странах Европейского Союза в 2012 году1
, направленного на мониторинг антисемитизма, личного
опыта опрошенных с подобными проявлениями, среди еврейского населения 8 европейских
стран.2
Использование одних и тех же вопросов дает возможность сравнить мнения и оценки
российских евреев с такими же оценками среди евреев из других стран, то есть оценивать современный масштаб антисемитизма в России в общеевропейском контексте. Отметим, что методика
европейского опроса иная, в отличие от российского опроса, проводившегося методом интервью face-to-face, европейское исследование – опрос онлайн. Это означает, что респонденты самостоятельно принимали решение отвечать на анкету. Несмотря на эти методические расхождения, мы считаем возможным сравнение полученных нами данных с европейскими, поскольку
они указывают на общие тенденции.
Все приводимые в настоящем отчете данные представляют собой распределение ответов (процент ответов к числу всех опрошенных, равное 517 человек, старше 16 лет, если не указано иное).
Отправной точкой для проведения настоящего исследование служит представление, что в последние многие годы мы не наблюдаем явного роста антисемитизма, основанное на результатах предыдущих массовых общероссийских исследований, проведенных по заказу РЕК. На фоне
весьма высокого уровня ксенофобии, нараставшего с середины 1990-х гг. по отношению к представителям различных этнонациональных общностей, прежде всего – к приезжим из кавказских
и среднеазиатских республик бывшего СССР, массовый негативизм по отношению к евреям выражен достаточно слабо. Но таковы были зафиксированные в социологических опросах массовые
установки всего населения России. Общенациональная репрезентативная выборка не позволяла
при этом сколько-нибудь определенно судить о том, а как смотрят на те же самые проблемы сами
российские евреи, насколько они обеспокоены угрозой агрессивного национализма, расизма и
антисемитизма в России. Потребность ответить на эти вопросы обусловила проведение настоящего социологического исследования.
Abstract: Настоящий отчет в основном описывает результаты качественных исследований 2018 г . Это была вторая волна фокус-групп и интервью, во многом продолжавшая и развивавшая исследование, первая волна которого прошла в 2015 г . и которая описана в соответствующем Отчете . Сведения об объеме и географии проведенных фокус-групп представлены в Приложении №1
Наряду с этим настоящее качественное исследование имеет целью дополнить и поддержать значительное по масштабам количественное исследование, проводимое одновременно Левада-центром в тех же городах (и ряде других) . Описываемые фокус-группы и интервью проводили модераторы Левада-центра А .Левинсон и С .Королева .
Приглашение респондентов из числа евреев осуществлялось через еврейские организации на местах . Контакты с этими организациями были установлены с помощью сотрудников Российского Еврейского Конгресса, за что мы им приносим свою благодарность . Приглашение других респондентов происходило силами местных маркетинговых и социологических агентств, сотрудничающих с Левада-центром .
Выборка для качественного исследования 2018 г . была построена так, чтобы в каждом из четырех городов провести встречи с местным еврейством и с представителями тех групп, которые образуют контекст или часть контекста для существования евреев . Поэтому в городах Дербент и Казань проводились фокус-группы с представителями мусульманского большинства, в городах Томск и Калининград – с представителями русского населения городов .
Исследователи полагали необходимым проверить гипотезу о том, что религиозность, т .е . включенность в жизнь религиозной общины и в соответствующее вероучение, влияет на восприятие проблемы антисемитизма . Поэтому были запланированы фокус-группы с евреями религиозными и с теми, кто себя к религиозным не относит . Такие же различия должны были быть в группах русских (относящие и не относящие себя к православным) и в группах мусульман, которые были разделены на «практикующих» (в Дербенте) и «этнических» (в Казани) . Мы не имели в виду обращаться к «истово-верующим» этих трех конфессий, поскольку это относительно узкие группы среди вообще «верующих»/ «практикующих»/ «религиозных» . Гипотеза нашла лишь частичное подтверждение . Среди евреев этот статус не влиял на их представление о наличии/отсутствии антисемитизма . Среди «практикующих» мусульман и православных было отмечен особый тип претензий к евреям и/или иудеям, не встречавшийся у тех, кто не причисляет себя к верующим . Претензии состояли в том, что иудеи считают себя выше нас – мусульман или православных . В остальном позиции людей более и менее вовлеченных в религию – в отношении обсуждаемых вопросов – не различались .
Abstract: Идущий в России очередной виток дискуссии о ликвидации ряда «дотационных» национальных автономий путем их слияния с более состоятельными в хозяйственном и бюджетном смысле соседними регионами страны, напрямую касается и возможного изменения статуса основанной в мае 1934 года Еврейской автономной области. Хотя мотивы данного шага преимущественно финансово-экономические, лишение ЕАО, единственного оставшегося в мире примера, пусть на декларативном уровне, реализации «территориалистской» модели национального самоопределения еврейского народа, нанесет немалый символический и содержательный ущерб российской еврейской общине и стране в целом. Особенно, если принять во внимание идущий в последние десятилетия в области процесс возрождения еврейской культурной жизни и то, что сама по себе ЕАО, как бренд, может в долгосрочной перспективе оказаться экономически эффективен.
Abstract: В конце прошлого, 2018го и начале этого 2019 года были опубликованы очередные доклады израильских, российских и украинских организаций, вовлеченных в процесс мониторинга появлений антисемитизма и ксенофобии на просторах бывшего СССР, и прежде всего – в России и Украине. Факты и выводы этих документов стали богатым информационным поводом и предметом оживленной дискуссии представителей политических кругов этих стран и различных фракций постсоветских еврейских элит. Основные разногласия связаны с темой классификации тех или иных событий в качестве антисемитских проявлений. Точкой соприкосновения сторонников разных подходов является стремление уделять особое внимание не только прямым физическими преступлениями или вандализма на почве ненависти к евреям, но и таким сюжетам как подстрекательство, попытки диффамации евреев и Израиля, отрицание Катастрофы, и антисемитизм, замаскированный под «антисионизм».
В конце прошлого, 2018-го и начале этого 2019 года вниманию общественности были представлены очередные доклады организаций, вовлеченных в процесс мониторинга появлений антисемитизма и ксенофобии на просторах бывшего СССР, и прежде всего – в России и Украине. Где тема отношения властей и общества к евреям стала заметным элементом психологической, дипломатической и информационной активности, сопровождающей уже более чем четырехлетний тяжелый конфликт между двумя странами. Не случайно, что факты и выводы документов, представленных в нынешней – как и прошлогодней серии докладов, стали богатым информационным поводом и предметом оживленной дискуссии представителей политических кругов этих стран и различных фракций постсоветских еврейских элит
Abstract: Концепция «двойной лояльности» в еврейском случае подразумевает, что еврей стоит на стороне Израиля вне зависимости от страны своего проживания, а принцип Талмуда, известный как «Закон государства обязателен для исполнения евреями» (Дина де-мальхута дина) часто рассматривается как требование к еврею придерживаться лояльности тому государству, где он живет. Попытка многих советских евреев, на разных этапах послевоенной истории этой страны, совмещать патриотизм в отношении страны проживания и преданность Израилю, воспринимался властями СССР как вызов и повод для репрессивных кампаний. Нынешняя ситуация в постсоветских странах в целом иная, и ближе к подходу современных демократических государств, признающих феномен «поли-лояльности» и двойного гражданства, закрепленного межправительственными соглашениями и программами о развитии культурных, научных, деловых и других связей.
Abstract: Стало почти привычным, что, если речь идет о событиях, связанных с проявлениями антисемитизма и иных форм выраженной, в том числе, насильственной ксенофобии, в последние два десятилетия чаще всего в этом контексте упоминается Западная Европа, США и особенно мусульманский мир. Эти же страны регионы продолжали поставлять заголовки такого рода и в 2017-2018 гг. В свою очередь, бывший Советский Союз – некогда едва ли не главный «ньюсмейкер» сюжетов, связанных с юдофобией и дискриминацией евреев, после распада СССР и мировой коммунистической системы, в этом смысле ушел на периферию мировой повестки дня.
Abstract: This article analyses the results of a study conducted for the Russian Jewish Congress in 2018. 517 people over the age of 16, living in 21 towns in the Russian Federation and identifying as Jews were interviewed. The goal of the study was to establish the scale of modern day anti-Semitism in Russia and to put it into all-European context. With this goal in mind the scientists used a considerable part of the questions from the all-European survey conducted
by the European Union agency for Fundamental Rights in 8 EU countries in 2012. The use of the same questions allowed to compare the views and evaluations of Russian Jews with those of Jews from other countries, that is to evaluate the modern scale of anti-Semitism in Russia in a European context. Anti-Semitism in Europe and in Russia is similar in several ways. It’s most often demonstrated in the form of offences, threats and publishing
of anti-Semite materials in the media. The main platform for expression of anti-Semite views today
is the Internet. Nevertheless, Russia differs from European countries in several important aspects.
Firstly, the origins and nature of anti-Semitism are different. In Russia anti-Semitism is built into xenophobia and is most often expressed on a mundane level. Its carriers are average citizens and not members of certain (neo-nazi) organizations. Xenophobia in Russia is, in turn, oriented against the “ethnically different” and not Jews who are
after all considered ‘insiders”. Secondly, there’s no anti-Zionist component in Russian anti-Semitism,
unlike European countries, where waves of antiSemitism are closely tied with Israel’s policies in the
Middle East.
Abstract: This article is about new identities experienced by Russian Jews and the construction of the Jewish community. Jewish identity in the Soviet Union was based solely on ethnicity. Soviet passports contained the graph of ethnicity and Jews were considered to be a nationality. It is important to stress on the fact that Jewish identity in the Soviet Union can be characterised as a negative one. It was through the State antisemitism that Jews were defined, being suppressed and discriminated in the social field. With the collapse of The Soviet Union, the situation changed dramatically: those who had been discriminated obtained a rare opportunity to reconstruct their Jewish identity through religion, the rebirth of Jewish
tradition and equal rights with the rest of the population. With all that, the auto-definition through ethnicity still persist, among the young generation as well as among the older ones. The quantitative part of my research shows that around 50% of respondents suppose that it is one’s parentage that defines one’s jewishness. In this work I also pay attention to family
transmission and collective memory and their contribution to the construction of new types of identities. I show that the identity the young generation obtained from their parents needed to be developed in the new post-soviet reality. So, they have transformed the “passive”, negative
Soviet-time identity into new ones, religious or secular, - the principal point is that they are “active”. The construction of active identity demands the construction of the environment, the community. In the second part of the article I demonstrate the way this community functions in social, cultural and political spheres. I take the president elections of 2018 in Russia as an example of community act, following the possible trajectories of vote as well as problematizing the existence of community vote among Jews on contemporary Russia. Within the framework of the research I took 20 interviews with Jews from different types of communities: the orthodox communities, the reformist one, as well as from so called “secular Jews” attending events in various Jewish clubs and organisations. I also distributed a questionnaire (100 answers) containing questions on the two basic topics of the research: the construction of Jewish identities and the political identity of the respondents.
Abstract: My thesis is about new identities experienced by Russian Jews and the construction of the Jewish community. Jewish identity in the Soviet Union was based solely on ethnicity. Soviet passports contained the graph of ethnicity and Jews were considered to be a nationality. It is important to stress on the fact that Jewish identity in the Soviet Union can be characterised as a negative one. It was through the State antisemitism that Jews were defined, being suppressed and discriminated in the social field. With the collapse of The Soviet Union, the situation changed dramatically: those who had been discriminated obtained a rare opportunity to reconstruct their Jewish identity through religion, the rebirth of Jewish tradition and equal rights with the rest of the population. With all that, the auto-definition through ethnicity still persist, among the young generation as well as among the older ones. The quantitative part of my research shows that around 50% of respondents suppose that it is one’s parentage that defines one’s jewishness. In this work I also pay attention to family transmission and collective memory and their contribution to the construction of new types of identities.
I show that the identity the young generation obtained from their parents needed to be developed in the new post-soviet reality. So, they have transformed the “passive”, negative Soviet-time identity into new ones, religious or secular, - the principal point is that they are “active”. The construction of active identity demands the construction of the environment, the community. In the second part of the thesis I demonstrate the way this community functions in social, cultural and political spheres. I take the president elections of 2018 in Russia as an example of community act, following the possible trajectories of vote as well as problematizing the existence of community vote among Jews on contemporary Russia.
Within the framework of my thesis I took 15 interviews with Jews from different types of communities: the orthodox communities, the reformist one, as well as from so called “secular Jews” attending events in various Jewish clubs and organisations. I also distributed a questionnaire (84 answers) containing questions on the two basic topics of the research: the construction of Jewish identities and the political identity of the respondents.
Abstract: Soviet historiography ignored the Jewish role in World War II, for reasons shall explore. Yet the topic is very important to Soviet and post-Soviet Jews (as well as to others), in part precisely because it was ignored by the Soviets. This is manifested in the number of articles and books published on the subject in the former Soviet Union (FSU) and the Soviet Jewish diaspora, few of them by professional historians. One way of supplementing amateur historiography and filling in gaps in our knowledge is by taking oral testimonies from participants in the war. This has been done successfully by some popular historians in the United States. Oral history has serious limitations, of course. It should probably not be used to establish facts, especially at a distance of more than fifty years and in regard to events fraught with great meanings and emotions. Oral history allows for embellishment, cover-ups, falsifications and distortions. However, it can be most useful in establishing perceptions, that is, not so much what happened — though that should not be dismissed — but what people think happened, or think now happened then.
Abstract: Recently, the old anti-Semitic myths, both the Aryan and the Khazar, have been revived in Russia and have begun to spread. The Aryan myth, which is rooted in the Nazi propaganda of the 1920s and 1930s, was picked up and developed by the contemporary Russian radical nationalists. It restores to general history the Manichaean and Messianic approaches that reduce all complex historic processes to a struggle between two agents — the ‘Aryans’ (i.e. the ‘Slavic-Russes’) and the ‘World Evil’ (i.e. the Jews). It describes the ‘Slavic-Aryans’, the first humans, who mysteriously appeared at the Northern continent, ‘Hyperborea-Arctida’, and dispersed to become the ancestors of most of the peoples of the world and founders of the principal ancient civilizations. Later, they were forced out from their former lands by an evil agent represented by the ‘savage nomads of Arabia’.1
Abstract: L'arte e il Museo rappresentano due settori all'avanguardia nella ricerca e nella trasmissione della Memoria della Shoah. Esattamente queste due frontiere disciplinari si occupano fra l'altro dei molti e diversi modi in cui la Memoria stessa è vista, comunicata o percepita. Il libro, frutto di uno studio durato molti anni, accoglie contributi di specialisti fra i più accreditati nei due temi: persone, situazioni e realtà nuove e a tratti sorprendenti aiutano il lettore a comprendere meglio i volti, le sembianze della Memoria della Shoah nel mondo di oggi e di domani.
Indice
Maya Zack, Counterlight
Clara Ferranti, Per una definizione linguistica del totalitarismo del XXI secolo: “radiografia” controluce dell’epoca contemporanea
Paolo Coen, Da Richard Serra in qua. La memoria dell’Olocausto nell’arte e nel Museo, fra continuità, fratture e intersezioni
Eleonora Palmoni, Proposta per musealizzare una delle località di internamento fascista nelle Marche: la Villa Giustiniani-Bandini di Urbisaglia
Daria Brasca, “Holocaust-Era Looted Art” nel contesto italiano: le collezioni private ebraiche tra rimozioni storiche e mancata coscienza nazionale
Manfredo Coen, Il Parco del Cardeto ad Ancona
Chiara Censi, Il patrimonio ebraico di Ancona e delle Marche. La musealizzazione del Cimitero Ebraico di Ancona
Lola Kantor-Kazovsky, Post-Holocaust Reflexion in Moscow Non-conformist Art of the 1960s and Michail Grobman’s Israeli Leviathan group
Danielle Pardo Rabani, La memoria del Bene, Brindisi accoglie: proposta per il recupero e la valorizzazione della ex Stazione Sanitaria Marittima di via Mater Domini
Giorgia Calò, Rappresentare il non rappresentabile. Il volto della Shoah
Anastasia Felcher, Of Their Own Design: Curatorial Solutions to Commemorate the Shoah in Museums across Eastern Europe
Elenco delle immagini
Abstract: After the demise of state socialism in Eastern Europe in the late 1980s, over 1.6 million Jews and their non-Jewish family members from Russia, Ukraine, and other parts of the Former Soviet Union (FSU) emigrated to Israel, the United States, Canada, Germany, and other Western countries. Large communities of former Soviets found themselves in the diverse national contexts of the receiving countries as either refugees or independent migrants.1 Soon after establishing an initial economic and social foothold, former Soviet immigrants started rebuilding their social networks, both within each new homeland and across national borders. These networks, spanning four continents, based on common language, culture, and historic legacies, mainly come to the fore as informal social spaces, although there are also some examples of successful civic associations representing common interests of Russian immigrants or Russian Jewry at large. This introduction examines the roots of Russian Jewish identity in the Former Soviet Union and presents an overview of some major trends in late twentieth century Russian Jewish migration to the West.
Abstract: Technically, Israel is not the only official Jewish homeland in the world. In the Far East of Russian Siberia there still exists the Jewish Autonomous Region (JAR) of Birobidzhan. Beginning in 1928 the Soviet Union set aside a territory larger than Belgium and Holland combined and considerably bigger than Israel, for Jewish settlement, located some five thousands miles east of Moscow along the Soviet-Chinese border, between the 48th and 49th parallels north latitude, where the climate and conditions are similar to Ontario and Michigan. Believing that Soviet Jewish people, like other national minorities, deserved a territorial homeland, the Soviet regime decided to settle a territorythat in 1934 would become the Jewish Autonomous Region. The idea was to create a new Zion–in a move to counterweight to Palestine – where a “proletarian Jewish culture” based on Yiddish language could be developed. In fact, the establishment of the JAR was the first instance of an officially acknowledged Jewish national territory since ancient times: the “First Israel”. But the history of the Region was tragic and the ex-periment failed. Nevertheless, Birobidzhan’s renewed existence of today and the revival of Jewish life in the post-Soviet JAR are not only a curious legacy of Soviet national policy, but after the break-up of the Soviet Union and the worldwide religious rebirth represent an interesting case-study in order to studysome challenging geographic pro-blems, and interethnic relations.
Abstract: It would be a mistake to assume that ethnopolitics is only a matter of confrontation between different ethnic groups. On the contrary, there is a range of examples where it is pursued in a spirit of compromise and co-operation. One of them is the case of the Jewish Autonomous Region of Birobidzhan, in Post-Soviet Russia. Often ethnic groups realize that co-operation and cultural coexistence are more profitable than conflict. Beginning in 1928 the Soviet Union set aside a territory the size of Belgium for Jewish settlement, located some five thousands miles east of Moscow along the Soviet-Chinese border. Believing that Soviet Jewish people, like other national minorities, deserved a territorial homeland, the regime decided to settle an enclave that would become the Jewish Autonomous Region in 1934. In fact, the establishment of the JAR was the first instance of an officially acknowledged Jewish national territory since ancient times. But the history of the Region was tragic and the experiment failed dismally. Nevertheless, Birobidzhan’s renewed existence of today is not only a curious legacy of Soviet national policy, but after the break-up of the Soviet Union and the definite religious rebirth, represents an interesting case-study in respect to interethnic relations.
Abstract: With contributions from a dozen American and European scholars, this volume presents an overview of Jewish writing in post–World War II Europe. Striking a balance between close readings of individual texts and general surveys of larger movements and underlying themes, the essays portray Jewish authors across Europe as writers and intellectuals of multiple affiliations and hybrid identities. Aimed at a general readership and guided by the idea of constructing bridges across national cultures, this book maps for English-speaking readers the productivity and diversity of Jewish writers and writing that has marked a revitalization of Jewish culture in France, Germany, Austria, Italy, Great Britain, the Netherlands, Hungary, Poland, and Russia.
Introduction Thomas Nolden and Vivian Liska
1. Secret Affinities: Contemporary Jewish Writing in Austria Vivian Liska
2. Writing against Reconciliation: Contemporary Jewish Writing in Germany Stephan Braese
3. Remembering or Inventing the Past: Second-Generation Jewish Writers in the Netherlands Elrud Ibsch
4. Bonds with a Vanished Past: Contemporary Jewish Writing in Scandinavia Eva Ekselius
5. Imagined Communities: Contemporary Jewish Writing in Great Britain Bryan Cheyette
6. A la recherche du Judaïsme perdu: Contemporary Jewish Writing in France Thomas Nolden
7. Ital'Yah Letteraria: Contemporary Jewish Writing in Italy Christoph Miething
8. Writing along Borders: Contemporary Jewish Writing in Hungary Péter Varga with Thomas Nolden
9. Making Up for Lost Time: Contemporary Jewish Writing in Poland Monika Adamczyk-Garbowska
10. De-Centered Writing: Aspects of Contemporary Jewish Writing in Russia Rainer Grübel and Vladimir Novikov
Abstract: A large share of Russian/Soviet Jews, especially among younger cohorts, are descendants of intermarriage. In this essay, I reflect on the implications of the built-in ambivalence of these mixed ethnics, comparing their identity qualms and social strategies in their native Russia and after migration to Israel. My analysis draws upon participant observation and interviews conducted in Moscow, St. Petersburg, and across Israel over the last 20 years. My theoretical anchors are recent discussions on the evolving nature of Jewish identity, formed at the intersection of religion, ethnicity, and culture, in the context of ongoing intermarriage and assimilation. The comparison between the (ex-)Soviet and Israeli context underscores the role of local social constructions of ethno-religious belonging, nationalism, and citizenship as synergistic forces in shaping social locations of mixed ethnics. It also sheds light on the tactics of adjustment and “passing” among individuals with ambivalent ethnic identities who experience rapid social transformation or migration.
Abstract: Весной и летом прошлого 2001 года социологическое бюро «Новой еврейской школы» провело опрос руководителей воскресных школ Российской Федерации. Полученные результаты оказались не просто неожиданными, они озадачивали, обескураживали...
Не желая искать соринку в чужом глазу, мы сочли исследование малоудачным, а причину этого усмотрели в несовершенстве собственных методов. Мы положили исследование «под сукно». Однако одна из его главных тем — тема взаимодействия воскресных и дневных еврейских школ — не утратила от этого своей актуальности. Она постоянно вставала в ходе дискуссий, которые проходили на наших семинарах, поднималась в письмах читателями нашего журнала и членами-корреспондентами Педагогического клуба НЕШ, всплывала в беседах с кормчими еврейского образования — экспертами-методистами, представителями различных академических и спонсорских структур.
В результате мы все же решились вынести на читательский суд собранные год назад материалы. Ибо постепенно нам стало ясно, что при всех своих недостатках проведенное исследование обладает одним важным достоинством: оно выявляет серьезную проблемную область, причем делает это аналитическими методами.
В основу этой статьи положен отчет, представленный социологическим бюро «НЕШ» на семинаре директоров воскресных школ СНГ и стран Балтии (Москва, 2001). Мы надеемся, что руководители и педагоги воскресных школ откликнутся на ее публикацию. Сейчас именно тот «исторический момент», когда ваши мнения могут сыграть важную роль в определении будущего еврейского образования, основного и дополнительного. Ждем ваших писем, друзья.
Abstract: Problems of religious and ethnic identity are especially pertinent for people of Jewish heritage in post-Soviet states. Radical changes of the 20th century made the society more secular, put distinctions between definitions of being “Jew” and “Judaist”; the number of mixed marriages grew, and the young generations now learn traditions not from parents but from public lectures in Jewish communities. In this paper we have tried to find out what has brought young people to the Jewish community of Smolensk, why they choose to remain there, and whether they consider themselves Jewish. We have been especially interested in understanding how much does religious identity influence the choice of ethnic identity, and vice versa.
The research is based on 8 in-depth interviews collected during Sefer Center’s trip to Smolensk Oblast in 2016. The interviewees were selected according to the following criteria: regular visits to the synagogue (twice a month or more) and age between 14 and 35.
The working hypothesis is that the number, the frame of mind, and the identity of the young people who visit the synagogue are influenced by the following factors: 1) ethnic and religious identity of the family members and close people of the respondents and their disposition towards various confessions and ethnicities; 2) the rabbi’s policy in ethnic issues and traditions, how loyal he is to rule bending and now active he is in attracting the youth to the synagogue; 3) the environment: the influence of historically significant places of Smolensk Oblast and memories of remarkable historical events that occurred on its territory.
After analyzing the data we have drawn the following conclusions. The main reason for the interviewees to choose the Jewish identity is the prevailing of such identity in their parents. For those whose parents are both Jewish this argument is sufficient. If only parent is Jewish, a young person starts seeking for additional arguments to “allow” himself/herself be Jewish. Such reasons may be their sympathy towards Judaism and/or Jewish customs and the feeling of one’s “distinction”. Sometimes for the final integration into the Jewish environment the interviewees conduct Giyur or circumcision, the latter being not only for religious reasons. If the young people don’t feel such sympathies or don’t perform the special rituals for integration, they leave the community because they don’t feel enough “Jewishness” to remain there. The forming of one or another religious identity depends mostly on which identity is considered the right one in the family. Also, in contrast to ethnic identity, religious identity changes more often and is dependent on the person’s environment and period of time.
Thus, the working hypothesis has been confirmed in a number of points. 1) The forming of identities is indeed influenced by the identities of parents and social circles of the interviewees and the rabbi’s policy towards the youth and other members of the community. 2) It is also influenced to a lesser extent by which religious and ethnic identity is prevalent and considered normal in a particular region. Historical events and places have basically no influence on the identity formation.
Abstract: The article considers the features of the correlation of ethnic and religious identifiers in the process of “revival” of the activities of the Jewish community of Perm in the post-Soviet period. Both types of identifiers which due to the specificity of Judaism as a nationally oriented religion analyzed as significant in the process of defining of phenomenon of the community. The main problem is that the cultural component of Judaism is the most important consolidating factor in the construction of the Jewish community. At the 1990’s. the community was a consolidated group, where Judaism is the connecting element. The cultural component of this system comes to the fore, and activities in this area contribute to the position of the community in the intercultural and urban space. Mass public events attested relevance of the cultural component of Judaism. Social and cultural activity had due to enter the Jewish community into the social space of the city, legitimizing its activity. Change of eras of the turn of the 1990s has contributed rise of appeal to the cultural component of the Jewish tradition. At the same time, cultural identity did not always fully coincide with the confessional one. Interviews with members of the community confirmed that the “revival” took place in Jewish cultural life, and the religious component played the role of an external occasion for the consolidation of the community. The emergence of religion from the “social ghetto” facilitated the observance of rites and norms of cult practice, accelerated the process of legitimizing the ethno-confessional community. The cultural component of Judaism is also a factor of internal communication in the community. The number of Jews who visited religious events and do not attend prayers, indicates the relevance of events that emphasize national identity. Getting a free meal by the older generation is also an economic factor that contributes to the consolidation of the community. The cultural activities of the community described by the respondents testify to the inclusion of Judaism in the inter-confessional sphere of the city. Project activity gives an opportunity to familiarize the population with Jewish culture, contributes to the regulation of interethnic relations within the society, and the formation of tolerant attitudes towards representatives of different faiths. Members and representatives of the Jewish community actively participate in religious events, which take place both in the walls of the synagogue and on city sites. The development and implementation of projects aimed at increasing the religious literacy of the population contributes to the formation of a tolerant society.
